Ведь (ибо) , как замужняя женщина привязана к закону мужа своего, пока жив муж; если же умрет муж ее, она освобождена от закона мужа (т.е. брак с умершим мужем считается уничтоженным), так что вольна выходить за кого угодно; так и вы умерщвлены были для закона чрез Тело Господа нашего, Которое приняли, - и достойно и праведно, чтобы вы принадлежали Тому, Кто нисшел к мертвым ради вас, и восшел, чтобы во время пришествия Своего, принести вас Богу, как плод святой.

Ибо, когда мы были во (жили по) плоти, то есть пока были под законом, - тогда скорби пожелания, которые были чрез закон, именно: не прелюбодействуй, не укради и прочее, - господствовали над нами, так что мы приносили плод смерти. И себя также включает Апостол в число их для того, чтобы не показалось, что сам он не имел нужды в этом искуплении, милостиво дарованном нам чрез Господа нашего, - и чтобы не дать кому-либо повода для похвальбы.

Ныне же, поелику освободились мы от закона того, то есть, - поелику излишен стал для нас закон, и мы умерли для того, кому преданы были в рабство, находились именно в подчинении его владычеству, - то да ходим в рабстве духа и не в ветхости письмени, то есть в духовном жительстве, а не в ветхом житии по букве. Новый Завет, исполненный духовного и небесного содержания, называет, животворным, так как он возвещает жизнь осужденным на смерть, именно тем, кои по Ветхому Завету были преданы смерти.

Что же скажем? говорит. Закон есть грех? Никак. Но греха не знал бы я, если бы он (закон) не говорил, и пожелания не ведал бы в раю, если бы он не говорил: не пожелай.

От этой заповеди животворной грех взял повод и произвел во мне всякое пожелание свое; ибо без закона, данного Адаму, грех мертв был для него. Однако, он жил и славою облечен был прежде закона. Но когда пришла заповедь, то грех, который был мертв, ожил. И Адам умер для жизни славы, и заповедь, данная для жизни, оказалась для него к смерти.

Итак, закон, разумеется Адама, свят и благотворен.

Итак, добро мне стало смертию? То есть положено было (заповедь) ему для того, чтобы чрез него умер Адам? - Никак. Но грех, дабы явиться во зле своем, чрез добро навел смерть на меня, то есть, чрез животворную заповедь убил меня, - чтобы был воочию грех грешным чрез заповедь, то есть, чтобы навеки осужден был грех за то, что заставил Адама преступить заповедь. Апостол сказал о грехе, который вошел в мир и которого силе не мог противостоять закон. Но видя, что читателям трудно понять разнообразное сочетание его слов, он снова излагает свое рассуждение без прежних многих прикровенностей, ясною и краткою речью. Посредством общей плоти, в которой заключаются похоти, он сосредоточил на плоти моей свое раскрытие всех тех зол, о которых повествуется Моисеем. Пусть, прошу, каждый из вас человек взвесит, сколько зол обитает в плоти его. Итак, оставив мир, сосредоточил внимание на одной плоти, как на символе мира, поелику всякому человеку легко обращаться к одному чему-либо, между тем как, рассматриваемое отовсюду - разбрасывает во все стороны взор смотрящих. Если зло, говорит, внутри нас есть, то какая мне польза, когда обрезываюсь и соблюдаю субботу? Ведь, вот эти внешние средства, которые совершаются во плоти, не могут воспрепятствовать и удержать дух от оной похоти, извнутри приводящей в смятение и смущающей. Итак, Апостол видит, что природа побуждает грешить, а закон проклинает; природа извнутри возжигает, а закон извне держит обнаженный меч. Так накопляются грехи на грехи. И смутились и стали безрассудными грешники, - лишившись надежды, они предались всякого рода злу. Поелику видели, что надежда их пресекается самым законом, и по всем делам своим они предавались на смерть, - то и остановились в смущении между природою и законом, и грех воцарился над ними. Так, подверженные опьянению действуют так, как желает опьянение. Так и человек, коего тело погружено в грязь, и который желал бы выйти, как бы ни вращался в этой грязи, - он по воле своей и не по воле своей вращается: по воле своей - поелику никто другой не вращает его, и не по своей воле - поелику внутренне он не желает вращаться так. Посмотри на жену грешницу и на Закхея мытаря (Лк.7:38; 19:2 сл.). Ничего другого не было присоединено к свободе их, кроме милосердия Того, Кто отпустил им долг их, - и вот, они восстали и укрепились, как если бы предоставил им какую-либо (новую) доблесть или силу. И это потому, что Он уже не возложил на них того долга, какой имели они в отношении к самому закону. Что же касается до приводимого Апостолом изречения псалма: нет праведнаго ни одного (Пс.13:2), - то при таком условии (состоянии), пришедший Господь наш нашел Израиля, поистине, подобным жене грешнице, ибо желала та женщина совершить покаяние и не могла. Слезами женщины, на ноги Господа пролитыми, обращен Израиль чрез прощение (грехов) Господом нашим, то есть чрез то же средство, каким обращена была Им и женщина. Ведь, чрез крещение простил Он всех людей, как и жену грешную чрез слово. Посему возлюбили Сына за прощение Его, и восстановлена свобода из ниспадения ее. Также и похоть побеждена пришествием Его и слабость укреплением Его… Побеждено и отчаяние надеждою Его. А что сам закон не осмелился бы отпускать каждому грех, об этом свидетельствуют даже и сами законоведы. Кто, говорят они, может отпускать грех, кроме одного Бога (Мк.2:7)? Так, если кто убивал кого-либо невольно, то убегал в город убежища, и после этого только спасался (от казни); а кто убивал преднамеренно и по своей воле, тот во всяком случае подвергался смертной казни (Нав.20:1-6; ср. Числ.35:6 сл. Втор.19:13 сл.). Покаяние, дарованное Богом, Он дал всему народу: не отрину, говорит, Я семя Авраама (Рим.11:1; 1Цар.12:22 и Пс.93:14). Каждого из злодеев, после совершения им преступления, ожидало возмездие за дела его. Ведь, если о прелюбодеях, ворах и преступниках закона дано было бы повеление, чтобы не подвергались ответственности, - если бы это так было, то, следовательно, нарушен был бы закон. Итак, покаяние, которое им дано было, не было между человеком и товарищем его, но между поколением и поколением, и между пленом и пленом. Рассудите же, говорит, в уме своем и решите, - кому лучше бы царствовать над вами? Закону ли, который меч имел в руках, или Евангелию, которое исполнено милосердия и сострадания? Если вы не можете выдержать правосудие Его, то ужели не довольны благодатью Сына? Кто преследует вас завистью, что вы отступили от того и другого?

Имея в виду все это, Апостол начинает говорить: закон духовен есть. Заставил этим гордиться их, чтобы обратились, и, чтобы покорить их, потом говорит о бессилии закона. Закон духовен в отношении к плоти нашей, полной грехов, - в отношении же к Евангелию закон плотян, будучи полон земных обещаний и жестоких наказаний. Итак, хотя закон духовен, но к его духовности были сопричастны плотяность и чувственная услада, как с воплощением Господа нашего соединено распятие дел. Потому Господь наш облекся плотью нашею и нас помиловал, чтобы, вопреки ничтожным удовольствиям и чувственной усладе, даровать нам возможность приобретать жизнь праведную. Поелику народу необходимо было подчиняться закону, то чаще обещал ему земное, дабы ради благ, которые любил, подчинялся закону, которого не любил. Обещание ему дал, чтобы ради него возлюбил закон, который однако чувственностью своих наград удерживал его от соблюдения закона. Но если бы ему было воспрещено и отнято (у него) земное, то уже чрез распятие плоти своей, он предохранялся бы от тех грехов, которые преобладали в нем чрез обещание закона. Напротив, говорит, я продан под грех, то есть я пойман на самом совершении греха.

Ибо, что совершаю, того не знаю, так как никто не знает во время своей (земной) жизни, когда растет в нем грех. Ибо не что желаю, это делаю, - говорит вот что: тело имеет пожелание того, что не по воле, то есть не по намерению духа. Подлинно, как раб греха, я делаю не то, чего желаю; также и не знаю того, что делаю, хотя уже и не как раб. Но, как дух раба желает быть свободным, так внутренний наш человек желает свободы. Поелику же, раз получив свободу, раб снова может продать свою свободу в рабство, то и говорит: Он освободил тебя, не вступай под иго рабства. Чрез крещение освободил тебя от греха, который совершил ты: не возвращайся ко греху и не вступай под иго греха, от которого освобожден ты очищением крещения. Что ненавижу, говорит, то есть, что ненавидит ум мой, это господствует в плоти моей.

Если же, чего не желаю и преследую ненавистью, это творю, то соглашаюсь с законом, который мне запрещает это, что он добр есть.

Теперь же, уже не я совершаю то, но грех, который некогда уже в отдаленные времена заставил меня повиноваться ему.

Ибо ведаю, что не живет в плоти моей доброе нечто. О плоти своей сказал сначала, чтобы показать необходимость благодати для смешанной со злом природы нашей, а не достоверность правды, - а также для того, чтобы вывести заключение, что сам он вместе со всеми, облеченными плотью, получил оставление грехов в крещении.

Если же, чего не желаю, то творю, - уже не я совершаю то, ибо совершает это не внутреннее мое намерение, но грех, который я заставил обитать в плоти моей.

Итак, вижу я закон некий, который желает совершать во мне доброе нечто, что трудно для воли моей, ибо она склонна к совершению зла.

Соуслаждаюсь закону Бога, то есть внутренний наш человек.

Но кроме того, усматриваю и другой также закон в плоти моей, ибо он есть сама греховная привычка (склонность ко злу), которая застарела в плоти моей, - закон, вооружающийся и противоборствующий закону, которому радуется ум мой, - пленяющий меня законом греха, который (грех) я поселил в плоти моей.

Горемычный я человек: кто же избавит меня от тела этого, то есть от этих плотяных дел тела?

Одна только благодать Господа нашего Иисуса Христа, которая дана жене грешнице и всем, кои приняли и имеют принять крещение. Если, таким образом, не отступит тело и не отрешится от всех земных предметов, которые суть корни его, то, соответственно самым этим земным предметам, дает оно и плод свой. Итак, надлежит человеку избегать этой приманки и закона греховного, так как от этого грубеет человек и неохотно прибегает к благодати, спасающей нас при посредстве духовного жития. Итак, я сам умом моим служу закону Бога, плотию же моею закону греха.